Мы в социальных сетях
ыфвыфвыфвыфвыфв

Тараканы

  • Тараканы

Платная палата. Последние дни моего пребывания в дурдоме... Мне разрешили пользоваться карандашами. Врачиха сказала, что рисование полезно для моего восстановления. Я нашёл в одной из тумбочек стопку газет, на страницах которых были изображены какие-то люди; производственники, спортсмены и прочие звёзды местного масштаба - газеты были областными. Потом родители привезли угольки, сангину и рисовать стало проще. Всё это делало моё пребывание в жёлтых стенах короче, а окружающее мягче, что ли. Рисовал мужчин и женщин, их улыбающиеся лица, и время за этим занятием шло быстрее. Те люди, которых перерисовывал, они ведь тоже не знали, что какой-то незнакомый парень, псих из дурки, измарал их изображениями огромное количество бумаги... Помню, когда я только попал в больницу, пытался рисовать на туалетной бумаге, хотя сейчас воспоминания об этом настолько расплывчаты, что я с трудом верю, возможно, этого не было вовсе. Со мной в палате лежало два человека, а в самом блоке было три палаты. Один из моих соседей, пожилой мужик, маленького роста и с седыми волосами подошёл как-то раз и протянул фотографию. С этой старой фотки, хранившейся в его кошельке, которую не выудили при поступлении санитары, улыбались дети.

– А кто это? – спросил я.

– Мой сын и моя дочь, – ответил мужик. – Нарисуй крупнее, углем.

Положительно кивнув, я достал из тумбочки лист писчей бумаги, приступил к работе.

Мужик лёг на свою койку и начал откровенничать, мол, до выписки ему остался один день.

– Родственники заберут? Жена? – перебил я.

– Жди да радуйся, никто ко мне не придёт. Жена меня сюда и упекла. За то, что я одеколон пил, сдала меня в дурку. Так поместили бы в отделение для наркоманов и алкашни, а не по этой части. Это ведь для чокнутых отделение...

– Познакомился, – продолжил мужик, – с батюшкой из церкви, которая как раз за этим корпусом расположена, рассказал ему, что да как, он хоть деньгами помог на билет до дома.

Изображение получалось довольно похожим, я начал тушевать фон.

– А дети где?.. – перевёл взгляд от картинки к фотографии, а потом передал ему и то, и другое.

– Далеко отсюда живут, – мужик аккуратно убрал работу в тумбочку, а фотку спрятал в лопатник, после чего крепко пожал руку и благодарно улыбнулся. На следующее утро его выписали...

* * *

Под утро очень хотелось в туалет... казалось, что мочевой лопнет, затопив всю палату.

Однако, в туалет через блок я идти не торопился, лежал тихо, не двигаясь. Из-за стен раздавались странные звуки, такое ощущение, что разговоры по мою душу. Страшно, песец. И отлить к тому же хотелось нестерпимо, всё сильнее и сильнее. Казалось, что соседи по палате кучкуются, чтобы дружно трахнуть меня. Господи, я же не сделал им ничего плохого... Голоса усилились, потом послышались шаги в коридоре. Я забился в угол между койкой и стеной, сжался в комок, а рукой надавил на низ живота, чтобы продлить хоть немного свои муки. Мысленно уже представил, как моча потечёт по ногам в тот момент, когда зайдёт санитарка и прощай выписка, здравствуй поднадзорка. Такое ощущение, что не мочился всю жизнь. В коридоре кто-то ходил. Чёрт бы их побрал. Полпятого утра. Почему они не спят?.. Психи. «Дожить до рассвета», – есть такой рассказ у Быкова, пришёл на ум именно он. Ещё полчаса позади. Кто-то приблизился к двери. Я крепко зажмурил глаза. Замок щёлкнул и... санитарка с градусником. Вскакиваю с койки. Быстро иду через блок к туалету. Едва успел, пока доставал, облил руку, но уже не важно. Вернулся. Поставил градусник, заварил чай. В коридоре появился заспанный сосед по палате.

– Чего не спали? – спрашиваю.

– Да новенькому плохо было, молол мне какую-то херню всю ночь, не выспался из-за него, а под конец вообще обоссался под себя, – объяснил мужик.

– Понятно, – вслух говорю.

Про себя думаю: выходит, что весь этот ночной замес лишь в моей больной голове, опасности не было изначально. Тишина снаружи, внешне, трэш внутри. Мой страх, он никуда не делся, а ведь мне пара дней до выписки. Потом я взял ведро со шваброй и пошёл затирать мочу.

* * *

Тёплый был день, по-летнему тёплый. Солнце проникало сквозь решётки в туалете и отражалось от белого кафеля. Я зашёл отлить, а после надолго залип у окна, засмотрелся.

Природа брала своё, оживала и радовала глаз, даже в этом гиблом месте.

Следом за мной в туалет завалился мужик из соседней палаты. Бывший зек. Ну, про него я уже рассказывал вроде. Закурил и тоже глянул в окно.

– А ты из-за чего здесь? – спросил он. – Я вот по синьке, тут всё понятно, а ты?

– Я голоса слышу, – улыбнулся я в ответ.

– Как это? Нет, я просто хочу понять, сам такого никогда не слышал. И что они тебе говорят?

– Много чего говорят.

– Например? – не унимался мужик.

– Говорят, что мне делать, приказывают.

Мужик взглянул на меня недоверчиво, как будто хотел определить по моему выражению лица, вру я или нет. Потом затянулся, хотел что-то добавить, но не стал.

В тот же день к нам в блок кинули мужчину лет тридцати пяти, из крутых, весь на понтах, скорее по привычке. Хотя, на удивление, он оказался совсем не борзым, просто знал себе цену. Мы познакомились. Он рассказал, что отлежать ему здесь надо неделю, чтоб получить справку, мол, дурак, и тем самым замять дело по бизнесу. Yes, yes, какой крутой замес! (Noize MC)

Твердил, что партнёры хотят его кинуть на деньги, пока он в дурке.

– Успевают, суки, урвать побольше! – ругался мужик. – Надо сваливать отсюда, пока не поздно. Хрен им всем в сумку!

Мужик из соседней палаты, как раз в этот момент, пристал ко мне со своим телефоном: «Пополни мне счёт. Вот карточка мегафоновская. Не умею». Я уткнулся в карточку, изучая инструкцию. Парень перехватил у меня телефон, карту, глянул раз и парой движений пополнил счёт.

Неделю он так и не вытерпел, провалявшись дня четыре перед телевизором, получил справку и свалил, оставив нам после себя полный холодильник...

Не всегда в дурдом приводит сумасшествие, иногда такие вот жизненные заморочки, хотя чаще желание закосить от армии. Во время моего пребывания был один такой дурак, «защитник родины», морда, что жопа, а этот случай с крутым, наверно, всё-таки единичный.